Что там с ними делают? (Фёдор Черкасов)

Александр Владиславович Черкасов, папа (Омск):

Начну с того, что Фёдор — леворукий ребёнок. Его почерк был неразборчивым с первого класса. Кроме того, у него не получалось выдерживать правильный наклон. Хотя для меня этих его проблем как бы и не существовало. Я не был обеспокоен Фединым письмом, меня больше занимала работа — строительство и отделка квартир. Решение о летних занятиях по исправлению почерка было принято его мамой. Ещё зимой перед нами была поставлена задача: ребёнок будет ходить на уроки по коррекции почерка, а я буду сюда его водить. Присутствовал я почти на всех занятиях в «Каллиграфе», кроме одного. Поэтому могу рассказать о своих впечатлениях от всего курса.

Здесь есть то, чего не хватает в школе: на каждом уроке преподаватель чётко понимает, что и зачем он делает. Всё учебное время учитель посвящает достижению конкретной цели урока и объясняет, каким путём она будет достигаться. Благодаря этому поведение детей резко меняется в лучшую сторону. Заметнее всего это видно на примере их посадки. На первом уроке они сидят, как обычно привыкли. Спины кривые, ноги заплетены, головы падают то влево, то вправо, тело перекашивает в разные стороны. К третьей неделе ребята в группе выровнялись: спины прямые, ноги полной стопой стоят на полу, свободная рука придерживает тетрадь, а не голову. У детей появилась правильная осанка. Не только из-за строгости преподавателя, а потому что они поняли: такое поведение нужно, прежде всего, им, и результат письма зависит от них самих.

” То, что здесь на моих глазах они изучили за эти три недели, Фёдор не получил и за три года в школе.

Мы отправили фото нового почерка Фёдора нашему классному руководителю, которая учит их уже три года и не может добиться успеха. Она отреагировала так: «Что там с Фёдором происходит? Что там с ними делают? Не знаю, что нужно сделать, чтобы за три недели дети стали так писать…». И это притом что наша учительница — очень светлый человек. Она и занимается с ними, и играет, и поёт, и танцует, но у неё нет той педагогической требовательности, чтобы в итоге ребёнок всё делал правильно. То, что здесь на моих глазах они изучили за эти три недели, Фёдор не получил и за три года в школе. Думаю, что правила и требования, которые здесь преподаются, там, к моему большому сожалению, просто отсутствуют. Возможно, мои слова покажутся странными, но в этом смысле не «Каллиграфъ» дополняет школу, а школа дополняет его.

За это небольшое время у нас с Федей было более тесное общение, чем обычно. Мы стали чаще говорить о его проблемах, о путях их решения. Я стал вникать в его трудности: «Вот смотри, что у тебя с высотой букв. Вот как ты писал раньше: высота не плывёт». Листает тетрадь: «Здесь красивей, потому что был трафарет». «Ладно, на время вернись к письму с трафаретом, хорошо закрепи то, чего достиг». Вчера ходили с ним в кино, по дороге он мне рассказал о стоящих перед ним задачах и описал план своих действий. Как он самостоятельно будет работать над почерком дальше. Как и почему он будет писать буквы по прописи. Как и зачем он будет использовать трафарет. Рассказал мне в подробностях, как он всё это видит в будущем. Теперь он сам ставит себе цели и разрабатывает путь их достижения. Он не хочет всю эту информацию забывать, как обычно забывают об учёбе дети на каникулах — он сам стремится запомнить её на всю жизнь. Вот чему научился человек! И пусть даже его почерк не идеален, он нашёл здесь нечто более важное.

” Возможно, мои слова покажутся странными, но в этом смысле не «Каллиграфъ» дополняет школу, а школа дополняет его.

Получается, что за три недели в «Каллиграфе» произошло кардинальное изменение личности ребёнка. Продуманные слова преподавателя, мудрые тексты для письма, правильные действия детей — и он уже другой. Находясь в этом маленьком коллективе, он всё это видит, слышит, читает, пишет — и становится умнее и взрослее. И такая динамичная, напряжённая и эффективная учёба не выглядит странно: настоящая учёба такой и должна быть.

Сидя на уроке Татьяны Михайловны, я вспомнил начало девяностых, свою школу и нашу учительницу по русскому языку и литературе Татьяну Северьяновну. Как-то на уроке в пятом или шестом классе она мне сказала: «Саша, всё-таки тебе надо учиться, получить образование. Мне бы хотелось посмотреть на тебя, когда ты будешь взрослым». И стала писать на доске, объясняя, почему у неё получается так красиво, что даже сейчас я об этом помню. Это для меня как мостик из прошлого в настоящее, когда красивому письму стал учиться мой ребёнок…

Почерк до и после курса коррекции