КТО ЯСНО ИЗЛАГАЕТ, ТОТ ЯСНО МЫСЛИТ


Леонтьев Павел Иванович, физик (Казахстан)

Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Северо-Казахстанского государственного университета. Основная дисциплина, которую преподаёт студентам-физикам — «Электричество и магнетизм».


Детство в Петропавловске

Родился я в городе Петропавловске в 1956 году. В Северный Казахстан родители-юристы приехали на освоение целины: папа тогда работал в облисполкоме, а мама — на заводе исполнительных механизмов («ЗИМ») юрисконсультом. Жили мы в однокомнатной квартирке  в  двухэтажном двухподъездном домике, в городском районе, который находился в Рабочем посёлке и назывался «Холодильник». Почему он так странно назывался, я не знал, пока недавно на одном из петропавловских форумов ни прочитал версию по этому поводу, что «…до массового появления холодильного оборудования там зимой намораживали лёд и засыпали опилками. А всё лето продуктовые склады, магазины, больницы и прочие потребители «холода» его оттуда черпали».

Мне было годика два-три, может быть, четыре. Помню красивые пластмассовые ножницы — конечно, детские. Они мне почему-то дико нравились, но более старший мой товарищ, живший в нашем подъезде, их то ли у меня отобрал, то ли украл, а потом сломал. Помню, что я сильно плакал из-за этого, и это было моё первое яркое воспоминание из детства и, наверное, первое запомнившееся горе.

Потом был переезд нашей семьи на улицу Горького. Мы стали жить в двухкомнатной квартире в одноэтажном домике на двух хозяев, ровно на том месте, где сейчас находится Дворец спорта. Одними из наших соседей была семья Анисимовых, у них были две дочки: младшая Люда и старшая Ира. Девочки были старше меня лет на пять. Они взяли надо мной «шефство», и я был у них учеником, которого они с пяти лет учили читать. Первая моя книжка — это «Солнечный денёк» Воронковой с рассказами о девочке и её приключениях в деревне. Ближе к школе я читал достаточно много и бегло. Как мне казалось, читал лучше взрослых.


Начальная школа шестидесятых годов

В 1963 году я пошёл в первый класс школы № 10 имени Крупской. Она размещалась в Петропавловске в старых зданиях на пересечении улиц Горького и Челюскина. Основное здание было двухэтажным, а «начальники» учились совсем рядом, в одноэтажном.

Помню, что 1 сентября мама привела меня в школу, как положено, с большим букетом цветов. Сел я за школьную парту и стал её изучать. Парта была совершенно не такой, как хорошо знакомые мне столы и стулья. Одна парта предназначалась для двух человек. Сиденье было прикреплено к столу, и они составляли единое целое. Столешница парты находилась под наклоном, а на ней — продолговатые желобки для ручек и карандашей и круглое углубление для чернильницы. Обе крышки парты откидывались на шарнирах вперёд так, что было очень удобно и сидеть за партой, и вставать, не мешая своему соседу. К тому же, когда крышка парты открывалась, она громко и весело хлопала. Всё это мне понравилось.

«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день.

На передней стене класса висела доска с поверхностью из темно-коричневого линолеума, на которой писали белым мелом. Часть доски была с разлиновкой под письмо, и там учительница писала нам буквы, а другая часть доски была с клеточками, там писались цифры. Ненужное стиралось мокрой тряпкой.

Так началась моя учёба: чтение, письмо, счёт. С чтением у меня никаких проблем не было, а вот писать я не умел. Письму научился уже в школе, на уроках чистописания.


Чистописание в школе

«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день. Все ученики имели свои прописи с образцами каллиграфически написанных букв и слов. В этих прописях мы учились красиво писать по образцам. Кроме прописей, были ещё и специальные тетради по чистописанию. Они были разлинованы особым образом, с тонкими и частыми наклонными линиями. В тетрадях образцов письма не было, и нужно было стараться красиво писать самим.

Сначала нас учили писать простым карандашом. Мы писали палочки, ставили точечки, потом писали палочки по точечкам, рисовали какие-то фигурки, квадратики, кругляшки, закорючки. Всё надо было рисовать и писать очень аккуратно, учительница строго за этим следила.

Потом мы перешли на перьевые ручки с деревянным корпусом и металлическими перьями, которые нужно было макать в чернильницы-непроливайки. Такая чернильница стояла на парте в круглом углублении, оно специально предназначалось для чернильниц. Непроливайки были удобны тем, что их воронка не позволяла чернилам выливаться при наклоне или переноске. Но в то время, когда я учился, чернильницы мы домой не носили, а оставляли их в школе. Дома чернильницы у всех были свои.

Что касается вставлявшихся в ручки перьев, то помню, что не все они были одинакового качества. Вероятно, перья были сделаны из разного металла, какие-то перья долго не выдерживали и ломались. Нужно было брать или покупать новые, стоили они тогда копейки. Некоторыми перьями писать было достаточно удобно, но случалось, что они не только карябали, но даже рвали бумагу в тетради.

Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой.

Процесс письма выглядел следующим образом. Сначала нужно было обмакнуть перо в чернильницу, затем избыток чернил слить о внутренний край чернильницы, а потом аккуратно писать. Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой. Форменным бедствием были кляксы, когда избыток чернил соскальзывал с пера на тетрадный лист. Приходилось менять лист и переписывать всё написанное ранее.

Проблем с чистописанием у меня не было, я старался учиться на «пятёрки» и «четвёрки». Почерк у меня был красивым, до сих пор сохранились мои старые тетради по письму, которые можно посмотреть. Однако не все ученики писали одинаково красиво: у кого-то по чистописанию были и «тройки».


Автоматические ручки

Интересно, что наш первый класс был, как тогда говорили, экспериментальным. В то время проводился какой-то городской эксперимент по переходу на новые ручки. Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки. Авторучки были предметом невероятной гордости их немногих обладателей (вначале в нашем классе таковых было человек пять-шесть, причём я тоже входил в это число) и жуткой зависти остальных тридцати учеников. Кстати, с течением времени и улучшением качества письма число владельцев авторучек неуклонно росло.

Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки.

Авторучки ручки тоже были перьевыми, но они могли раскручиваться, причём внутри них находились трубочка и пипетка. С помощью пипетки можно было набирать в трубочку большое количество чернил, а потом достаточно долго писать без макания в чернильницу.

Чернила в новых ручках тоже были не такие, как обычно. Когда в новых ручках заканчивались чернила, нужно было поднять руку и спросить: «Можно заправить авторучку?» Когда учительница говорила, что можно, мы с важным видом проходили через класс к шкафу. В шкафу стоял стеклянный флакон со специальными чернилами для авторучек. Мы раскручивали ручки и пипеткой набирали чернила. Эти чернила были тоже фиолетового цвета, но с каким-то более красивым оттенком, чем обыкновенные. Во всяком случае, так нам тогда казалось.


Школьный кошмар

Настоящий кошмар наяву я испытал, учась ещё в первом классе. Дело было так. Учеником я был обязательным, домашние задания делал сам, без помощи родителей. Мама при этом присутствовала, но в процесс не вмешивалась. Каждое утро я, позавтракав, к половине девятого шёл в школу с выполненными ещё с вечера заданиями. И вдруг однажды, сразу же после завтрака, с ужасом понимаю: вчера вечером я совершенно забыл сделать  упражнение, которое нам задавали на сегодня… Представить, что я приду в школу с невыполненным домашним заданием, мне было так страшно, как ещё никогда не бывало.

Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией.

Что тут началось! Мир рухнул в одно мгновение. Полная паника и жуткая истерика, слёзы и — страшные вопли на всю квартиру. Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией. Мама была не на шутку напугана, но вовремя вмешался папа: «Да у тебя ещё целых пятнадцать минут до выхода из дома! Начинай делать своё упражнение, ты всё успеешь». Я помню, что был поражён этими словами, ведь пятнадцать минут для меня тогда представлялись ничем, совершенным пустяком, какой-то секундой. «Нет»,- спокойно сказал папа. — Пятнадцать минут — это очень, очень много. Ты только начни, и у тебя всё получится». И точно: стоило мне только, ещё хлюпая носом, начать делать это несчастное упражнение, как — бац! — и я уже его закончил. Выполнил всё правильно и вовремя. Папа был прав: пятнадцать минут — это было очень много.


Идеальный учитель

В начальной школе мы должны были учиться четыре года. Однако в школе № 10 я проучился первый класс и второй класс до зимы. Дело в том, что в 1965 году наша семья снова переехала, на этот раз в район «Черёмушки», и там я перешёл в другую школу —школу № 4. Её двухэтажное здание находилось за телевышкой, на краю обрыва.

Надо заметить, что с первых дней учёбы в первом классе и во все последующие годы я всегда ходил в школу и возвращался из школы сам. Никто меня не провожал и не встречал. Самого понятия, что ходить в школу нужно с сопровождающими, у нас тогда не было. Считалось, что это совершенно безопасно, и в эту школу я тоже ходил без страха.

Меня встретили хорошо, и там я без проблем продолжил учёбу. Видимо, в школах действует какое-то негласное правило, что первое время новенького не спрашивают, поэтому у меня была возможность присмотреться к другим ученикам и привыкнуть к учителю. Моя новая учительница, учитель начальных классов — Тамара Ивановна, была учительницей просто потрясающей. Я видел, что к двоечникам она относилась так же тепло и сердечно, как и к успевающим школьникам. Она понимала их проблемы и подходила к ним с душой и сердцем, по-человечески. Думаю, что она была идеальным учителем!

Школа № 4 была начальной, учёба там продолжалась четыре года, и я проучился в ней два с половиной. После окончания начальной школы нужно было переходить в среднюю.


Письмо в средней школе

Средняя школа — это было совсем другое здание. Средняя школа № 2 имени Кирова находилось на улице Интернациональной. В 1967 году новое здание этой школы только построили, и я пошёл туда в пятый класс. У меня сразу же появилось много новых учителей, а письменные работы приходилось выполнять практически по всем предметам, кроме физкультуры. Особенно много приходилось писать на уроках русского языка, литературы и математики. Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома. Сколько же их было! Контрольные, самостоятельные и лабораторные работы, сочинения, изложения и диктанты…

Математику у нас вела замечательный педагог — Людмила Александровна Маркиш.  И для укрепления почерка и организации моей учебы в школе мне, как ни странно, помогли именно задачи по математике. Когда я научился оформлять математические задачи, то понял, как писать сочинения по литературе! По сути, сочинение по литературе — это та же задача по математике. В каком смысле? Задача по математике — это «дано», далее — доказательство и вывод — «что и требовалось доказать». У меня точно по такому же принципу строилось любое сочинение по литературе. Например, дано — Анна Каренина. Требуется доказать, что она — хороший человек. Далее идут аргументы, почему это так или же не так. И в конце следует вывод. Такому подходу я научился в математике, но я его применял и к другим школьным предметам. Задача по физике или математике — это ведь тоже некий текст: «Рассмотрим движение автомобиля из точки А в точку Б. Его скорость составляет…» Всё это сначала мысленно формулируется в виде логически правильно построенных предложений, в которые встроены и формулы, а затем записывается словами. И вот тут, конечно, очень важен разборчивый почерк.

Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома.

В средней школе почерк у меня был стабильно хорошим. Но он стал ещё лучше в старших классах, когда начались занятия по черчению. У нас был отличный учитель рисования и черчения Иван Егорович Ващенко. Хотя у него и не было одной руки, но чертил он превосходно и учил этому своих учеников. У него я научился писать каллиграфическим шрифтом, и мне это настолько понравилось, что таким образом я стал оформлять и свои обычные письменные работы. Буквы я стал писать отрывно, каждую по отдельности. Письмо получалось более простым, красивым и достаточно быстрым.


Соревнование по почерку

На третьем курсе педагогического института, во время педпрактики в пионерском лагере «Золотая осень»,  я познакомился со своей будущей женой Мариной. Мы с ней тогда устроили соревнование по красивому почерку. Она, естественно, ничего этого не помнит, потому что соревнование она проиграла. Дело в том, что там надо было много писать всяких списков детей, и как-то сам собой у нас возник спор о том, кто всех лучше и разборчивей пишет. Она утверждала, что самый лучший почерк у неё, а я с этим утверждением был категорически не согласен. Наши коллеги-студенты дали нам какую-то фразу, которую сначала нужно было написать как можно красивей, а потом передать получившийся результат на коллективное рассмотрение студенческого жюри. И предпочтение отдали мне. Поэтому-то я всю эту историю с почерком и запомнил.


Разборчивый почерк — ясное мышление

Многие задачи по физике мне приходится иллюстрировать какими-то поясняющими схемами и рисунками. И часто взгляд на графику даёт путь к решению. Вообще, процесс решения задач по физике и математике напоминает разгадывание некоей детективной головоломки. Я очень люблю детективы, например, о Фандорине или Каменской, и мне всегда интересен процесс поиска разгадки. Герои детективов очень любят рисовать схемы — графическое видение своих логических рассуждений. Так более чётко понимаешь соотношение между каким-то событиями, явлениями или сущностями, это значительно облегчает построение моделей поиска решений. И подобная визуализация просто немыслима, совершенно несовместима с плохим, невнятным, неразборчивым почерком. Когда вместо разъяснения проблемы получается неразборчивая «каляка-маляка», то путь к решению задачи ещё более запутывается. Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!

Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!

Есть известная максима: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Она справедлива и в таком выражении: «Кто ясно излагает, тот ясно мыслит». Это представляется мне справедливым и для письменной речи. Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно. Почерк — это отражение твоей «ясной головы», отражение твоего логического и системного мышления. Если у тебя на листочке бумаги полный сумбур, то и в голове у тебя такая же путаница — это почти на сто процентов! Почти, а не ровно сто, потому что, разумеется, есть очень редкие исключения. Я лично знаю уважаемого профессора, и он пишет, как курица лапой — совершенно ужасным почерком, который мешает другим людям понять его научную писанину. Но замечательным математиком он является не благодаря такому страшному и нечитаемому почерку, а вопреки, наперекор ему!


Почерк как учебное преимущество

Я приветствую, если студенты ведут конспекты лекций. Хороший конспект — это аккуратный почерк, выделение существенного, ясное понимание своих записей. Но я также приветствую, когда студенты пишут к экзаменам и шпаргалки, причём делают это от руки. И тут важно вот что: писать шпаргалки до экзамена надо, но пользоваться ими на экзамене нельзя! Когда я был студентом педагогического института (это было в середине 1970-х), я сам всегда писал шпаргалки — и по математике, и по физике. Писал их, разумеется, чётким и разборчивым почерком. Ведь чтобы написать хорошую шпаргалку, надо, во-первых, прочитать учебник, выделить там главное и — перенести это главное в шпаргалку. Во-вторых, в самой шпаргалке нужно это главное выделить, обозначить графически. Сначала я шпаргалку писал. Затем, при втором её прочтении, брал цветные карандаши и разным цветом обводил самое существенное. Например, формулы я выделял синим цветом, важные определения — красным и.т.д.  Помогало это просто колоссально! Когда на экзамене я брал билет, то мне не надо было доставать шпаргалку: она была у меня в голове, я просто мысленно видел её — настолько всё там было чётко написано и ярко обозначено. Некоторые нерадивые студенты сейчас шпаргалки печатают (техника это позволяет), но в этом случае шпаргалка приносит значительно больше вреда, чем пользы.

Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно.

Моя позиция по почерку в письменных работах абитуриентов и студентов следующая. При проверке работ по физике и математике любые сомнения в написании букв, цифр и формул трактуются мной, как ошибки. И это логически объяснимо. Хочешь, чтобы тебя поняли — пиши чётко и разборчиво! В противном случае, если любая «закаляка» будет трактоваться в пользу ученика, письменные работы превратятся в нечто абсолютно нечитаемое. Мне кажется, что это нормальная точка зрения любого учителя на почерк, будь то почерк школьника или почерк студента.

Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни.

Если на экзамене мне дадут две, по сути, одинаковые работы, но одна из них будет написана хорошим почерком, а вторая — абы как, то мне нужно будет сделать очень большое усилие над собой, чтобы поставить за них одинаковые оценки. Думаю, что обычный, «среднестатистический» преподаватель поставит первой работе более высокую оценку, и он будет прав.

Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни. Поэтому я считаю, что, пока ребёнок ещё учится в школе, ему самому и его родителям не нужно жалеть времени и усилий на совершенствование почерка. Плохо не будет — это точно. Будет только лучше — и для почерка, и для мышления. 


Андрей Львович Трумуль
ПОЧЕРК ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЁТКИМ И ПОНЯТНЫМ

Валерий Васильевич Семченко
ПРЕНЕБРЕЖИТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПОЧЕРКУ НЕДОПУСТИМО

Светлана Николаевна Фатьянова
КРАСИВЫЙ ПОЧЕРК У РЕБЁНКА – ЗАЛОГ ЕГО УСПЕШНОГО БУДУЩЕГО

Николай Васильевич Соботюк
ЛЕНИВЫХ ДЕТЕЙ НЕТ

Андрей Андреевич Дробышев
ПОЧЕРК – ЭТО СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ

Эйприл Френч
ШКОЛА ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ В США

 Иван Иванович Таскаев
ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ ТЕТРАДИ

Лоран Батиста
ЕСЛИ БУКВЫ ТРУДНО ПОНЯТЬ – ОЦЕНКИ НИЖЕ